официальный сайт писателя Майкла Бо

   
 
     
 
   
  Michael Bo
роман
Москва-Поднебесная
или
Твоя стена – твое сознание

 

- 4 -

АВТОВОКЗАЛ

- Каждый кирпич в кладке сознания, есть вклад величайший, трудоемкий и веский! – провозглашал оратор, стоящий за трибуной. В зале народу была тьма. Кто-то мирно похрапывал, кто-то тайком распивал что-то витающее в воздухе портвейным запахом, кто-то внимательно и с интересом слушал. Елисей сидел далеко и из-за пелены дыма парящего над головами с трудом различал черты лица выступающего. Тот тем временем продолжал:

- Мы! Все мы! Являемся непосредственными созидателями! Зодчими и архитекторами в своем роде, и наша задача, объективно внедрять и быть непоколебимыми…

О чем шла речь, Елисей не понимал. Что это было за собрание и кто все эти люди сидящие вокруг, было для него загадкой. Однако он зачем-то поднялся и откашлявшись в кепку, что была зажата в его руке, крикнул в президиум, звонким голосом молодого активиста.

- А что прикажите делать с ангелами? И почему самолеты? Самолеты почему?..

Некоторые головы обернулись к Нистратову и, как показалось, посмотрели на него с укоризной. Оратор замолчав, поискал взглядом порвавшего его речь зрителя. Нашел

и, вытянув указательный палец в его сторону, громовым голосом произнес:

- Такие как вы! Отчужденцы! Бросившие все на самотек, а сами одномоментно хранящие под кроватями крылья, эрозия в дружном сообществе настоящих создателей! А самолеты не вашего ума дело!!! Это в пятое управление, пожалуйста, к главному по аэрокатастрофам!!! Ишь нашелся фигляр-мокрица!!!

Зал тут же зааплодировал, послышались возгласы; «Даёшь!!!», «Гнать таких в шею!!!», «Молодец Ихтианозаврыч!» - и еще много других смешавшихся в гремящую какофонию. Елисей пристыжено сел на место, уловив презрительные взгляды некоторых с соседних рядов, и опустил глаза. Тут он, к своему удивлению, увидел люк в полу, похожий на те, что ведут в городские коллекторные каналы. Тем временем оратор на трибуне, воодушевившись вербальной победой над опростоволосившимся наглецом-зрителем, под одобрительные взоры президиума продолжал:

- …и пока всякий, кто продолжает выбивать себе местечко поуютнее, да постатичнее, жуя, прямо скажем - борщи, вместо положенного корм-пайка, будет указывать нам, что да где!!! Так и будет все искривляться до безобразности!

- Верно!!! – слышалось из зала.

- Давай, дави их, клопов!!! – скандировали голоса.

Елисей открыл крышку люка и потихоньку начал влезать в него, будто поглощаемый творожной массой, медленно и плавно.

-… еще при Афинаренте семнадцатом, сталкивались мы с той же, будь она не ладна, чертовой фрустрацией!!! А теперь? При нынешнем-то стаблоцифрокране? Что же нам мешает?

- Что? – доносился гул зала до ушей Нистратова почти полностью всосанного веществом в люке.

-… а то! – продолжал надрывно оратор, - Эти проклятые отчужденцы, чертовы куклы! И я не побоюсь этого слова… пора, товарищи, завязывать! Завязывать пуповину эту!

Под бурные овации, поглотившие последние слова горячего оратора, голова Елисея окончательно скрылась в люке, и он вынырнул в среду которая до дрожи в коленях показалась ему знакомой.

Он потерял свое человеческое тело, обратившись в странную пульсирующую субстанцию, похожую на новогоднюю елку, обтянутую паутиной сверкающих лампочек. Елисей поплыл, вибрируя, по длинному коридору-кишке, отражающему его блеск как пластичное зеркало. Тут же был и ИниПи Форгезо – странное существо необъяснимое научно, он

что-то сообщил Елисею и тот понял, что в главной системе произошел сбой, его нужно закрыть, закрыть срочно или все грозит обернуться катастрофой настолько ужасной, что от осознания всей глобальности её, Елисей вскочил потный и встревоженный на своей кровати, с красными глазами и горлом сухим, будто наполненным, растертым до порошкообразной массы стеклом. Он проснулся.

Сон улетучивался с каждой секундой и по мере этого в голову вонзались металлические штыри. Похмелье было тяжелым. Сновидение опять было бредовым, как часто это бывало с Нистратовым, но что его так напугало во сне, спроси его кто-нибудь сейчас, он бы ни как не смог объяснить. Однако, хоть события сна почти мгновенно забылись, тревожное чувство осталось и свербело где-то в душе.

Елисей встал, и медленно, боясь расплескать собственный мозг, как тарелку с супом, побрел в ванную. Голова гудела толпой коммунистических сторонников возле ворот отдавшегося капиталистическому змию Кремля, а в глазах плыли мутные круги. Вставив зубную щетку в рот, Елисей медленно задвигал ей словно слепой, выпиливающий лобзиком контуры готических зданий. Мятная свежесть наполняла ротовую полость, и сознание Елисея как будто бы прояснилось от приятного, щекочущего нёбо аромата, он посмотрел на себя в зеркало и тут вдруг вспомнил, что сегодня, именно сегодня он должен передать сумку с божественными пернатыми принадлежностями человеку на автовокзале. Встреча была назначена на три часа. Он выскочил из ванной, с белым пенным ободком вокруг губ, и совершенно ничем не отличаясь от эпилептика кинулся в комнату где на стене висели часы. Было без двадцати три.

- «Сколько же я спал?» - подумал истерически Елисей. Он побежал обратно в ванную, ополоснул рот, умылся, попил из-под крана, тут же очутился в коридоре, оделся, выскочил из квартиры, добежал до лифта, взвизгнул опомнившись, ворвался ураганом обратно в свой дом, вытащил сумку из-под кровати и кубарем скатился с лестницы на улицу. Поймав такси, Елисей выкрикнул:

- Автовокзал!

И не дождавшись согласия владельца авто, влез в машину. Магическое слово – «Автовокзал», Нистратов выкрикнул так, что водитель даже побоялся поднять цену вдвое, что он, по правде говоря, делал всегда. Елисей во время движения, дышал вчерашним перегаром, совершенно поглотившем мятный аромат зубной пасты, дергался, как маньяк на электрическом стуле, и подгонял медлительного, бомбилу. В момент шофер довез Нистратова до указанного места, получил символическую плату за свой непосильный труд и, выдохнув облегченно, торопливо уехал.

Когда Елисей, захлопывал дверь желтого «жигуленка», часы на башне автовокзала показали ровно три. Нистратов огляделся по сторонам, как капитан корабля дальнего следования на командном мостике и увидел, что площадь кишит людьми, непрерывно куда-то движущимися, и только возле отдаленного фонарного столба стоит человек в длинном черном, совсем не летнем, плаще, а рядом с ним послушно сидит огромная, пятнистая как корова, собака. Елисей понял, что это именно тот, кто ему и нужен. Он собрался с духом, и пошел к человеку, огибая снующих туда-сюда, с сумками и тележками граждан, так и норовящих сбить его с ног. Нистратов мечтал поскорее избавиться от сумки и вычеркнуть из своей жизни всю эту историю с крыльями и ангелами. Похмельная голова жутко болела, в горле было сухо так, как может быть сухо пожалуй только в пустыне в самый знойный день. Щурясь на солнце Нистратов дошел наконец до столба и предстал перед загадочным неизвестным.

- Здравствуйте Елисей Никанорович, - встречающий его молодой человек, на вид лет тридцати оценивающе посмотрел на Нистратова, так будто он был когда-то его одноклассником и теперь спустя много лет встретился случайно. Лицо его было бледным с чертами слишком уж правильными. Он был довольно красив, но совсем не как смазливые юноши неопределенной ориентации, коих слишком много вертится отчего-то в телевизионных музыкальных передачах, а иначе. Трагически-отрешенно он был красив, и казался невероятно одиноким и печальным. Прозрачные голубые глаза с пушистыми ресницами излучали тепло и грусть. А еще Елисей почувствовал, как от молодого человека пахнуло чем-то свежим. - «Жасмин!» - догадался Нистратов, сам себе удивляясь что знает этот запах. Аромат был таким натуральным, что казалось это вовсе и не одеколон, а натуральный запах цветов, впитавшийся в саму его кожу. А может, так почуялось ему только с похмелья?

- Добрый день, - отозвался Нистратов, невольно пытаясь рассмотреть, нет ли и у этого под плащом хвоста.

- Меня зовут Эль Хай, - представился молодой человек, - а это Берг.

Голос Эль Хая, необыкновенно приятный, такой словно бархатом провели по щеке, и в тоже время мужественный, мог расположить к себе, пожалуй любого. Девушку так вообще свести запросто с ума. А вот пес…

Елисей посмотрел на Берга. Тот сидел, распахнув огромную пасть, из которой красным флагом свешивался мокрый язык. Породы Берг был непонятной, толи дог, толи помесь добермана с догом, толи отпрыск далматиницы согрешившей с волкодавом. Здоровый как черт! Казалось, взрослый пони с собачьей мордой сидел сейчас перед Нистратовым и смотрел на него, невероятными черными глазами, как у инопланетных пришельцев в голливудском кино.

- Очень приятно, - Елисей подумал, что от такой собачки, пожалуй, не убежит ни один злоумышленник. А еще он увидел что пес сидит рядом с хозяином совершенно без ошейника, а следовательно, если ему вдруг взбредет в голову попробовать Елисея, каков он на вкус, ничто его от такого желания не сдержит. Нистратов от мысли этой побледнел и внутренне задрожал. Хотя дрожь могла быть спровоцирована и похмельем, усугубляясь еще и летней жарой.

- Ну что ж, давайте сразу к делу, - тихо проговорил Эль Хай.

- Да, да, конечно! Вот… – Елисей протянул сумку.

Эль Хай как будто бы удивился. Пес наклонил свою морду, к сумке, понюхал и приподняв глаза посмотрел на Елисея тоскливо. Будто сопереживал его тяжелому посталкогольному состоянию.

- Да нет, сумка останется у вас Елисей Никанорович. Я лишь дам вам следующие инструкции. Он улыбнулся.

- Как? – испуганно-удивленно отпрянул Нистратов, - Почему у меня? Какие такие инструкции?

- Вы знаете подмосковный город Зеленоград? – будто бы и не расслышав Елисея, продолжил Эль Хай, - Это сорокпервый километр ленинградского шоссе…

- Я… - начал было Елисей.

- Так вот, поедете от «Речного вокзала» выйдете на повороте у поста ГИБДД и увидите курган с каменой стелой на вершине.

- Мне сказали…- заикнулся Елисей.

- Поднимитесь к стеле, найдете отверстие небольшое, похожее на щель. Воспользуетесь ключом. Ключ же у вас? – не слушая Нистратова продолжал Эль Хай.

- Эээ… ключ? – Елисей перестал нормально соображать.

- Так вот. Там…

- Подождите! – нервно вскрикнул обладатель сумки с крыльями и тут же боязливо взглянул на пса (не укусит ли), - Мне сказали, что я просто передам сумку и все! Зачем вы меня используете! Я не хочу-уу, - Нистратов вдруг заныл как ребенок и жалобно посмотрел в глаза огромной собаки, будто моля её оставить его в покое.

- А зачем вы сумку вскрывали? - ехидно спросил Эль Хай, с такой интонацией будто видел как тот рассматривал порножурналы и тайно блаженствовал сам с собой.

- Я… мне… там написано было…- начал запинаясь оправдываться Нистратов.

- Да прекратите вы, в самом деле! Вам пива, наверное, надо выпить, а то плачете, как младенец! – не выдержал Эль, - Вы все поймете позже, - успокаивающе подбодрил, он совсем скисшего от такого поворота Елисея, - так вот, когда вы войдете…

И тут Елисей увидел что-то из ряда вон выходящее. Со всех сторон, из всех щелей, канализационных люков, дверей, из-под колес машин, и даже кажется из чемоданов некоторых граждан, как по команде начали появляться здоровенные серые крысы. В миг они заполнили всю площадь, подняв невероятную панику, женский визг и шум. Казалось, крысы со всей Москвы стеклись сюда шевелящейся мерзкой рекой. Эль Хай говорил еще что-то, но Елисей его уже не слышал. Крысы, тем временем, сверкая маленькими злобными глазками, устремились не на какой-нибудь рейсовый, автобус, отъезжающий в Крым или подмосковный лечебный санаторий, и не напали на, торгующие отвратительными на вкус чебуреками, узбекские палатки, а кинулись они все в сторону беседующих Елисея, молодого человека в плаще и вскочившего на все четыре лапы пса Берга.

Берг, оскалив пасть, вмиг стал похож на оборотня - зловещего и огромного, глаза его загорелись адским огнем, и он зарычал. Зарычал так, что у Елисея сердце сковал лед и оно рухнуло в пятки разбившись на тысячи мелких осколков.

Первую сотню атакующих крыс, пес разорвал в секунду играючи как ребенок обертку от конфеты. Но тварей это не остановило и они, грязной шевелящейся волной, накатывали еще и еще. Он рвал их отчаянно. Всюду брызгала кровь и ошметки мерзких грызунов летали в воздухе как рожденные пеклом ада бабочки. Елисей трясясь всем своим существом, побежал прочь от столба, прямо по телам взбесившейся подвальной нечисти. Он чувствовал, как хрустят крысиные тела под подошвами, как истерически визжат раздавленные твари, но его это не останавливало, а только наоборот усиливало омерзение и страх, придавая сил. Елисей, будто на крыльях взлетел над кишащей землей, приземлился на багажник чьей-то машины, в салоне которой заперлись ополоумевшие люди, вытаращенными от ужаса глазами наблюдающие невообразимое действо, и запрыгал, покидая площадь, с багажника на багажник, с крыши на крышу, уносясь все дальше от жуткой бойни. Опомнился Елисей только дома, куда примчался, сам не зная как. Сумка все еще была с ним, но тяжести пока бежал он не чувствовал. Почувствовал он её только сейчас. Рука онемела, будто перетянутая жгутом, пальцы не слушались и никак не желали разжиматься. Он сам вырвал у себя сумку и закинул её под ту же кровать. Дрожа в истерическом возбуждении, Нистратов побежал в ванную отмывать окровавленную обувь.

«Крысы эти, приговаривал про себя Елисей, судорожно смывая засохшие ошметки, - появились не случайно! Это же небывалое дело? Откуда их столько? Во что они меня впутывают? А пес этот… Берг. Он же сам дьявол! Но как он их рвал? А? Да…не иначе как оборотень!» - заключил Нистратов.

- Надо вина выпить! – сказал он, глядя на свое впалое, бледное лицо, отражающееся мутным пятном в запарившемся от горячей воды зеркале, - Или водки? – он попытался уловить желания своего организма и понял, что водки тому не требуется совершенно, - Нет… Вина!..

***

КРЫСА

Купив бутылку «Арбатского» красного Елисей вышел из магазина и встал в тени пыльных деревьев. Протолкнул, какой-то палочкой подобранной тут же, пробку внутрь, отчего та издала неприличный звук, и разом из горла выпил половину. После нервно закурил, все еще имея перед глазами картину вокзала заполненного миллионами крыс, и сквозь это жуткое батальное полотно, увидел, как к нему приближается сосед Семеныч, тоже явно злоупотребивший накануне. Хотя, что тут скрывать - трезвым Семеныча Нистратов не видел никогда.

- Здарова сосед! – обрадовался старик, предъявив на свет божий ряд зубов, в котором не хватало сразу нескольких снизу и двух передних сверху.

- Привет Семеныч!

- Винцо пьёшь? – обрадовался сосед алкоголик еще больше, узрев заветную бутыль. Глазки его загорелись, ручки затряслись, а на плешивой маленькой головке резво взметнулись ввысь три волоска, будто антенны, уловившие винный запах.

- Угощайся, - Елисей протянул старику бутылку и тот, жадно ухватив её, снял с древесного сучка дежурный пластиковый стаканчик. Налив полный он смакуя выпил, блаженно зажмурившись.

- Слыхал? – спросил старик, когда в животе его потеплело, - на вокзале-то, что было сегодня?

Свидетель кошмара неопределенно промолчал и сосед, решивший, что тому ничего не известно, авторитетно поведал.

- Там сегодня одна баба из Воронежа. Колдунья… рассыпала зелье какое-то, и со всех окрестностей повылазили крысы. Бешенные все, глаза горят! Обожрались этой дряни и словно ошалели. Трех человек загрызли насмерть, милиционеру одному откусили ценность главную, повалили Икарус с пассажирами и обгадили всю площадь! – Семеныч деловито замолчал, ожидая реакции на феерический анонс.

- Да? А потом? – подыграл Елисей.

- А потом на них собак напустили, секретных, спецназовских. Морды во! – Семеныч изобразил пьяный взмах, от которого чуть не упал, - Так они их всех пожрали в момент! Таких, говорят, собачек сейчас в Чечню отправляют, террористов ловить! Я их сам видел… Лошади! – он закивал сам себе, и с ужасом увидел, как Елисей глотает из неосмотрительно оставленной им на земле бутылки. Старик протянул стаканчик, жалобно сглотнув. Елисей налил тому остатки.

- Собаки эти помесь волка с овчаркой! – продолжил он поспешно выпив одним глотком, - Им еще колют чего-то, как курам американским, так они вырастают с лошадь! Лошади точно! – он как будто засомневался, уставившись в пространство блеклыми зрачками, - А может с лошадью помесь? Хрен его разберет…

- Так что, - перебил Елисей стариковские бредни, - крыс и правда всех уничтожили?

- Крыс? Крыс всех!.. - заверил Семеныч, выискивая что-то среди кустов, - Пожрали всех до одной! А вот она! – старик с неожиданной прытью нырнул в кустарник и так же ловко вынырнул, имея в руках заныканую ранее чекушку водки. С мастерством фокусника, одним пальцем он вскрыл бутыль и сотворил из одного стаканчика два.

- Эээ.. – начал было Нистратов, но Семеныч уже налил в оба и протянул соседу, зловонную жидкость.

- На вот, - он достал из кармана застиранных брюк соленый огурец в целлофане и вручил Елисею как вымпел победителю олимпиады, - закуси! Фирменный посол. Мой! – похвастался он.

- «Да черт с ним со всем!» - подумал Елисей и беззвучно соприкоснувшись с соседской пластмассовостью, выпил, откусил мягкий теплый огурец, попахивающий то ли нафталином, толи еще какой дрянью. Он быстро прожевал его, боясь что теперь, после «фирменного посола» его точно стошнит. Но этого не произошло.

- Хороша! – похвалил сивуху старик, маневрируя антеннами на маленькой головке, - Ты Елисей Никанорыч как сам-то? Не видать тебя.

- А-а… - махнул Нистратов, чувствуя, что опьянение возвращается, а с ним в душу возвращается спокойствие и отрешенность от всех забот.

- Ну, брат, это ты зря! А дочки как, растут? Старшая твоя смотрю, красавица вымахала, вся в мать! – старик завистливо скосил на Елисея, размытый частым потреблением сивухи мутный глаз.

- Растут… - подтвердил Елисей получая новую порцию из чекушки, - куда им деваться, - тут он вспомнил что говорил ему Эль Хай, перед нападением тварей и понял что тот так и не успел, досказать что же ему делать дальше, - слышь Семеныч, а ты в Зеленограде был когда-нибудь?

- В Зеленограде? – старик задумался, пережевывая блеклые полосочки губ, - Был, - вспомнил он.

- Там, говорят, курган какой-то есть?

- Курган? Не, нету! – затрясся Семеныч в отрицательном жесте.

- Стела там на кургане говорят стоит?

- Стела? Стела есть! Стоит! – заверил он и причмокивая высосал из стаканчика водку, - «Три штыка» - так вроде называется, - прохрипел он.

- Так, так, - Елисей тоже выпил и вдруг решил, что завтра же поедет в Зеленоград, и проверит, что это все значит, что это за ключ и чего он открывает. Но прежде он решил зайти в салон мага с хвостом и все у него расспросить и про крыс, и про ангелов, и про собаку-оборотня, и особенно про хвост! В организме его появилась какая-то хмельная смелость, глаза загорелись и он, выхватив у старика чекушку, разлил оставшееся по стаканам. Тут же выпил сам, не дождавшись соседа, и смяв чужой, столь порой необходимый стаканчик, бросил его на землю, перед изумленным алкоголиком, который панически осознал что теряет собутыльника.

- Все Семеныч. Привет! – Елисей вышел из-под тени импровизированного летнего кафе и направился домой.

Дома Елисея встретила жена, которая посмотрев на него, глазами полными отвращения, горько усмехнулась и сказала чтоб дочерям он в таком виде не показывался. А сама подумала, что у мужа начался кризис средних лет, и что от безделья он спивается. Елисей прошел на кухню съел две холодные котлеты с белым хлебом, выпил стакан холодного, и кажется скисшего молока, и на цыпочках просочился в спальню, где и уснул тревожным пьяным сном.

В этот раз приснилось ему вот что. Елисей стоял на взлетном поле аэродрома, среди громоздких самолетов и явственно чувствовал, что находится он здесь абсолютно один. Никого из техников или летчиков на обозримом пространстве видно не было. В окнах здания аэропорта пустовали залы ожидания, замерли на пол пути подвижные трапы. Даже, кажется, ветер замер. Казалось будто само время, против всех законов логики встало, оборвав свой ход.

Елисей начал вертеться из стороны в сторону, силясь хоть кого-нибудь найти живого в этом сюрреалистическом мире, и тут панически осознал что как только взгляд его касается любого воздушного судна, оно лопаясь мыльным пузырем исчезает в неизвестность, не оставляя от себя ничего совершенно, даже металлических брызг. Взгляд Нистратова метался от одного самолета к другому и всякий раз они исчезали. Это происходило так быстро, что он даже не успевал, как следует рассмотреть очередного алюминиевого гиганта. Но и остановиться Елисей не мог. Это было похоже на цепную реакцию. Вскоре на поле не осталось ни одного самолета. Все они испарились, будто были лишь секундными голографическими иллюзиями. Елисей увидел как вдруг солнечный свет потускнел, будто яркость убавили, и подняв голову к небу, узрел жуткую картину. Из солнечного круга на синем безоблачном фоне, как из коллекторного люка высунулась голова крысы. Она смотрела, сверкая красными глазами, в самую душу Елисея и хищно ухмылялась. Ему сразу стало так страшно, так безысходно пусто, что весь мир представился ему вдруг, не огромной галактической бесконечностью, а лишь замкнутой сферой с дырочкой в которую откуда-то льется горячий свет, всеми воспринимаемый как солнечный и величественный, а это на самом деле всего лишь капля, отблеск света настоящего, случайно попавший в ничтожную дырочку, из мира действительного. Реального. И валяется эта сфера-псевдомир где-то на свалке того, настоящего и великого, а в неё заглядывает грязная злобная крыса.

Тут крыса, на несколько секунд, полностью затмив своим серым юрким телом льющиеся лучи, так что сразу стало вокруг непроглядно темно, просочилась огромной тушей и спрыгнула куда-то. Елисей закричал истошно и побежал, не глядя больше ни на что, спотыкаясь и разбивая себе колени. Так он и проснулся средь ночи, вскочив с диким воплем и разбудив этим жену, которая воззрившись на мужа определила коротко.

- Алкаш!

Елисей, истекая потом и трясясь, побежал в ванную и долго мочил голову холодной водой, пока остатки ужасного сновидения не испарились из головы окончательно. Больше он заснуть не смог, а только ворочался в полудреме до рассвета и стонал.

***

ЭЛЛАДА

- Так! Оставьте меня в покое, молодой человек!

- Но Эллада Станиславовна! – семенил за известной телеведущей, молодой начинающий только пробиваться в Москве сценарист, - Ну, ради бога! Молю!..

- У меня эфир через пять минут! – пренебрежительно отмахнулась от худощавого, чуть не плачущего юного архитектора душ, Эллада Станиславовна Вознесенская – телезвезда спешащая на эфир собственного ток-шоу.

Сама она давно забыла о том, как пятнадцать лет назад приехала в столицу из Харькова, и так же бегала за каждым, кто бы мог поучаствовать в её судьбе, плача и умоляя помочь. Тогда она еще не была известной телеведущей Элладой Вознесенской, гламурной светской львицей с ровным, точеным хирургическим скальпелем носиком и пухлыми силиконовыми губками, а была она Фросей Петровной Малявкиной, глупой провинциалкой с картофельным шнобелем, маленькой грудью и огромным желанием прославиться. Фрося так бы и осталась никем и ничем, что в общем-то было бы справедливо, если бы удача, слава и почет являлись заслуженной наградой судьбы за талант и дарование. Но в этом мире, вероятно, все происходит подчиняясь иному закону. Будь на земле справедливость - самое большее на что смогла бы рассчитывать Фрося - это должность посудомойки при ресторане «Седьмое небо» расположенного в останкинской телебашне. Но Фросе повезло иначе, и иным талантом она проторила себе дорожку в счастье.

Заняв денег у всех, кого только она знала, Фрося обратилась к достижениям пластической хирургии и вышла из под наркоза почти красавицей. Правда от прежнего лица в ней не осталось ничего, и даже родная мать не признала бы в ней свое чадо, но Фросе Малявкиной того и нужно было.

Как только с лица сошла послеоперационная опухоль, Малявкина ворвалась юным ветром в жизнь одного известного и весьма авторитетного, престарелого режиссера - драматурга, опьянив его бурей любовных услад, кропотливо заштудированных долгими просмотрами порноклассики. Фрося умела все! Все абсолютно! И старый ловелас, кастинговавший на своем веку не мало актрис и даже иногда (бывало и такое) смазливеньких актеров, был неописуемо приятно удивлен таланту юной шансоньетки до глубины… впрочем, не об этом речь.

Естественно Малявкина стала его любовницей. Мастерство её оказалось единственным действенным лекарством, облегчающим страдания старика, давно терзаемого болезнью простаты. Артистка Малявкина, хоть и не читала наизусть роли и стихи великих поэтов, но языком, все равно окрепла, натруживая, его бедный, еженощно. Режиссер-драматург, блаженствовал и протеже свою продвигал все выше. Все дальше и глубже. И в искусства мир и в пульсирующий болью сфинктер

Фрося, по настоятельному его совету взяла себе псевдоним Эллада Станиславовна Вознесенская, что было, конечно же разумно, ибо с её именем перспектив в мире шоу-бизнеса не открывалось никаких. Снялась в нескольких картинах с легкой подачи своего заслуженного в прошлом любовника, и так и пошла по верной, ведущей к успеху дорожке, работая своими силиконовыми припухлостями с каждым влиятельным, заслуженным и народным. В итоге Фрося добралась и прочно обосновалась в роли телеведущей различных ток-шоу и концертных программ. Её знал и любил простой народ, боготворили начинающие карьеру молодые и целеустремленные. С телеэкранов она искрометно изливалась остроумием и метким сарказмом, предварительно заучив реплики дома, и вообще была в фаворе. Жизнь её удалась.

- Так, всем здрасти! – произнесла Эллада, войдя в студию, но перед этим жестоко хлопнула дверью с надписью - Тихо! Прямой эфир! - у молодого человека перед носом.

- Эллада Станиславовна, Эллада Станиславовна, - затараторил помощник режиссера, бегая перед ней, как мелкая, назойливая собачонка, - у нас изменения в эфире. Тут должен был быть Бабаярский, но…

- Я знаю, кто должен был быть! – нервно огрызнулась телеведущая, подставляя лицо под пушистую кисточку гримерши.

- Но, он не приехал, - торопливо продолжил помощник, высовываясь из-за гримерши как подглядывающий в женской бане, - и вместо него трое… вернее двое. С холодильником!

- С чем? – Эллада раскрыла глаза так широко, как только могла. Впрочем, из-за пластической натянутости кожи это было абсолютно незаметно.

- Холодильник у них. Они с ним пришли.

- Кто они? Бизнесмены что ли? Кто их поставил в эфир?

Помощник закатил глаза к потолку, объясняя что приглашенных проангажировали на самом высоком уровне.

- Так-к… - задумалась телезвезда, - А о чем говорить с ними? – она растерялась, абсолютно не чувствуя в себе сил вести передачу спонтанно.

- Вот, - затрепетал помощник, - вот вопросики.

Эллада приняла из рук вертлявого молодого человека карточки. Тут над входом зажглась красная лампочка, означающая, что эфир вот-вот начнется. Вознесенская посмотрела на себя в зеркало, улыбнулась пластмассово и выскользнула в студию. Прожектора освещали просторный зал, где стояли диванчики для гостей, сверху горело табло отсчитывающее время до начала передачи. Студия, как всегда была полна людьми, почитающими за счастье быть участниками столь великого действа, как ток-шоу Эллады Вознесенской «Вечера с Элладой». Лица их сверкали счастьем. Сотнями глаз они как бандерлоги пожирали своего кумира в сиреневом костюмчике на высоких каблуках.

Эллада окинула аудиторию привычным, полным любви ко всякому зрителю, натренированным взглядом, нежно взяла в руки свой микрофон, который почему-то всегда напоминал ей нечто другое, а именно то, что ей обычно так же нежно приходилось брать в ручки и подносить к лицу, сидя на корточках возле, своего заслуженного, и приблизила его к пухлым, блестящим помадой, губам.

Тут табло отсчитало положенные секунды, и в мониторах раздался голос режиссера, требовательный и звонкий как разбившееся блюдце.

- Внимание! Эфир!

На табло загорелась надпись «Аплодисменты», и под музыку, ставшею гимном для многих телезрителей, Эллада улыбаясь вышла в свет софитов. Зрители как дрессированные пингвины, загипнотизировано глядя на табло, хлопали ручками-ластами, и Эллада, купаясь в этом плеске и получая почти сексуальное удовольствие, начала:

- Добрый день! Добрый день! Дорогие мои! – рот её растянулся невероятно, будто она хотела вставить в него салатницу, - И снова с вами передача «Вечера с Элладой» и я, её ведущая Эллада Вознесенская!

Зал взревел. Казалось что рукоплесканию не будет предела, было похоже что сотни мамаш шлепают своих нашкодивших младенцев по розовым попкам и никак не могут остановиться. Глаза аудитории горели, звучала музыка и режиссер в ухе Эллады, через невидимый наушник давал ей последние указания. Тут табло померкло, и надпись сменилась словом - «Тишина». Сразу все оборвалось, будто в зале сидели не живые люди, а имитирующие их послушные механизмы.

- Итак, уважаемые телезрители и гости студии, мы снова вместе. За окном у нас лето, пора отпусков, и как никогда актуален вопрос, где провести свой отпуск с комфортом для души и пользой для здоровья, - все это она читала с экрана монитора установленного возле камеры в которую, Эллада игриво сверкая голубыми контактными линзами произносила текст, - Именно об этом, дорогие мои мы и будем сегодня говорить! А помогут нам в этом наши эксперты. Итак, встречаем…

Зал послушный мигнувшему табло зааплодировал. Снова раздалась музыка и Эллада продолжила, вглядываясь в карточку, полученную от помощника:

- Гости нашей студии… - Эллада читала текст залихватски интригующе, не особенно задумываясь над смыслом написанного, что впрочем не было для неё в новинку, - бездельник и мечтатель, нигде не работающий но нисколько не жалеющий об этом, простой парень Василий!

Зал всплеснулся, и под бурные овации к дивану вышел и сел в него, угрюмый гражданин, в красной кепочке с бутылкой пива в руках.

- А так же его ангел хранитель, создание высших сфер, белокрылое дитя небес! – под аплодисменты ангел вплыл в студию, и нежно улыбаясь, присел на диванчик слева от Василия. Его как будто окружал зыбкий светящийся ореол, но настолько неуловимый, что почти никто этого не заметил, - а также, вечно следующий за ними, добрый и впечатлительный… - Эллада сделала паузу, в точности такую, какая была обозначена в карточке, - невероятный холодильник «SAMSUNG»!

Под изумленные аплодисменты публики в студию лениво протиснулся холодильник, и прошелся, покачиваясь к дивану, таща за собой как хвост, шнур электросети. Он подошел к дивану и, оттолкнувшись неведомо чем от пола, завалился на кожаную, мягкую мебель.

Эллада заморгала часто-часто, как стробоскоп, глупо улыбнулась и уставилась на гостей не зная, что делать дальше. В зале послышались перешептывания и удивленные смешки. Эллада полистала карточки но никаких подсказок не обнаружила, все они были пустыми. Режиссер в наушнике молчал и Вознесенская, вдруг вспомнив, с чего обычно начинается встреча гостей, торжественно произнесла:

- Здравствуйте!

- Здравствуйте, - ответил Василий. Ангел слегка поклонился, а холодильник приоткрыв дверцу приветственно мигнул лампочкой изнутри.

- Итак, пора отпусков, - взяла Эллада инициативу в свои руки, - а как вы Василий проводите свой отпуск? Я думаю, всем очень интересно будет это узнать, - она повернулась к зрителям, которые непременно захлопали.

- Я люблю море, - чистосердечно признался Василий, глотнув пива и блаженно облокотившись на спинку мягкого кожаного дивана, вытянул скрещенные ноги.

- Да, море это чудесно!.. - согласилась Эллада, вспомнив фразу из какой-то прошлой передачи, - А вы? – обратилась она к ангелу.

- Я пребываю в вечной неге и любви, - ответствовало белокрылое создание, - а потому, не утруждаюсь и отдыхать мне ни к чему. Все что я делаю, приносит благость мне и моему отцу-создателю.

Эллада кивнула и повернувшись к холодильнику открыла было пухлый рот, но тут из чрева бытового прибора донеслось гулко:

- Мне по душе стоять в тени, у розетки, и что б журчало внутри.

Вознесенская скривилась в пластмассовой улыбке и, обернувшись к камерам, нашла приятную перемену в экране монитора с подсказками. Тот теперь радостно мерцал следующим вопросом.

- А скажите, пожалуйста, - прочитала Эллада, - до каких пор бездари и проходимцы будут довольствоваться незаслуженными благами, а те кто по-настоящему достоин признания и любви, прозябать в бесславии?

Эллада, слегка выпятив нижнюю губу, состроила глубокомысленную гримасу, и у всех кто сидел за экранами телеприёмников, и капли сомнения не возникло, что вопрос выстрадан, пережит и прочувствован ей самой глубоко.

- До тех пор, дорогая, пока всякие Фроси Малявкины нелепые, глупые и амбициозные дуры, будут пудрить с экранов телевизоров мозги обществу, послушно хлопающему в ладоши по сигналу сверкающего табло, - ответил Василий и утонул в новой волне бушующих аплодисментов.

Эллада Вознесенская, услышав свое, совсем почти забытое имя, из уст гостя удивилась и насторожилась, и если бы кто-то из зрителей был более внимательным, он наверное смог бы даже уловить сверкнувшую в её глазах искорку интеллекта, которая впрочем тут же погасла, в мерцании монитора озарившегося новым вопросом.

- Но что в связи с этим мы можем изменить? – прочла Эллада и улыбнулась, все еще пытаясь осознать, куда запропастился режиссер в наушнике, и почему в программе фигурирует её, тщательно скрываемое ото всех, настоящее имя.

- Я полагаю, - включился в разговор, задремавший было «SAMSUNG», - мера должна быть радикальной и жесткой. Он встал, так же неведомо, как и присел, и покатился по периметру студии, сияя в лучах софитов, как айсберг в мерцании северных звезд. Подъехав к большому экрану, который с самого начала передачи однообразно показывал заставку Ток-Шоу «Вечера с Элладой», холодильник дотронулся до него и экран на секунду померк, а затем включился и все увидели на нем знакомый силуэт останкинской башни, что находилась прямо напротив телецентра.

- Да, именно, - поддержал Василий, кивнув красным козырьком, - мы можем изменить, на данном этапе только эту башню.

Эллада с интересом наблюдала за происходящим, рот её открылся сам собой и микрофон, балансируя возле пухлых губ, теперь как никогда напоминал что-то непристойное.

- Приступим? – спросил ангел, вспорхнув с дивана, чем вызвал всеобщий синхронный шумный вздох. Он подлетел к экрану и улыбаясь чисто и чудесно, завис над ним слегка помахивая крыльями…

***

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17


 
     
     
     
      © 2006 Copyright Михаил Бочкарев  
Hosted by uCoz